На краю земли - Патрик О`Брайан

— Весьма похвально, мистер Говард, — отозвался капитан. — Полагаю, вы можете распустить своих людей. Пехотинцы могут надеть парусиновые рубахи и ждать возле полубака начала богослужения. — Затем, по-прежнему сопровождаемый Моуэтом и очередным начальником подразделения, он совершил обход остальных участков корабля.

Началась совсем иная церемония. Здесь он знал каждого матроса, вернее большинство из них, досконально изучил их достоинства и пороки, помнил, кто что умеет. Здесь он не встречал равнодушных взглядов, отводимых в сторону, чтобы избежать обвинения в тупой дерзости. Совсем напротив: моряки были рады встрече с ним, они улыбались и кивали головами проходившему мимо них командиру, а Дэвис даже громко засмеялся. Кроме того, всем было совершенно очевидно, что спасенный капитан, только что вернувшийся на корабль благодаря сочетанию чрезвычайного везения и чрезвычайных усилий, если он человек порядочный, не мог заниматься мелочными придирками. Обход корабля был сугубо формальным, хотя и дружественным актом, превратившимся чуть ли не в фарс, когда к ним присоединился боцманский кот, который, задрав хвост, вышагивал впереди капитана.

На нижней палубе, освежаемой виндзейлем note 30, Стивен коротал время в обществе своего пациента отца Мартина. По существу, они не бранились, но в них обоих жил дух противоречия. Что касается капеллана, то это объяснялось его ранами; что до Стивена, то это объяснялось проведенной гораздо хуже обыкновенного ночью вдобавок к двум по-настоящему мучительным дням.

— Возможно, и так, — произнес он, — но, по мнению общества, военный флот зачастую ассоциируется с пьянством, педерастией и жестокими телесными наказаниями.

— Я учился в одной знаменитой английской привилегированной школе, — отозвался отец Мартин, — и пороки, которые вы перечисляете, были там широко распространены. По-моему, это происходит везде, где собирается вместе большое количество мужчин. Но на военном флоте есть то, чего я не встречал нигде, — это ярко выраженная доброжелательность. Я не говорю об отваге и альтруизме моряков, которые не нуждаются в комментариях, хотя я никогда не забуду тех благородных парней, которые унесли меня с катамарана в шлюпку…

Несмотря на то, что Стивен в тот день был несговорчив, он не мог не согласиться с другом. Дождавшись, когда капеллан закончит свою тираду, доктор спросил:

— Вам не довелось увидеть там высокую, стройную, широкоплечую молодую женщину с копьем, очень похожую на обнаженную Афину?

— Нет, я не видел ничего, кроме толпы темнокожих, некрасивых на вид дикарок, проникнутых яростью и злобой, — позор их пола.

— Думаю, что с этими созданиями дурно обращались, — возразил Стивен.

— Может, и так. Но довести свой протест до того, чтобы кастрировать мужчин, о чем вы мне рассказывали, мне кажется бесчеловечным и чрезвычайно жестоким поступком.

— Что касается лишения пола, то кто мы такие, чтобы бросать в них камни? У нас любая девушка, которая не может выйти замуж, становится как бы бесполой. Если она занимает слишком высокое или слишком низкое положение в обществе, то она может поступать, как ей заблагорассудится, отвечая при этом за последствия, но иначе она не сможет вступать в половые отношения или будет опозорена. Она горит желанием, и за это над ней насмехаются. Мы еще не упомянули о мужской тирании. Ведь в большинстве сводов писаных или неписаных законов жена или дочь — это всего лишь движимое имущество. Помимо этого, в каждом поколении сотни тысяч девушек становятся, по сути, бесполыми, а таких женщин презирают так же, как евнухов. Уверяю вас, отец Мартин, будь я женщиной, я вышел бы на улицу с пылающим факелом и мечом и стал бы оскоплять мужчин направо и налево. Что касается женщин с катамарана, то я еще удивлен их умеренностью.

— Вы были бы еще больше удивлены, если бы ощутили на себе силу их ударов.

— Позор всему миру за то, что они лишены радостей любви. По словам Тиресия, женщины испытывают их в десять раз острее, чем мужчины, — а может, в тридцать? — в компенсацию сомнительных радостей материнства и ведения домашнего хозяйства.

— Тиресий лишь повторяет жаркие фантазии Гомера: порядочные женщины не испытывают удовольствия от акта, но стремятся лишь…

— Глупость.

— Я вполне разделяю ваше недовольство, когда вас прерывают, Мэтьюрин.

— Прошу прощения. — Стивен прижал ухо к раструбу виндзейля и спросил: — Что это за сыр-бор разгорелся на палубе?

— Наверняка захватили катамаран, и теперь вы сможете воплотить ваши милосердные теории на практике, — отозвался отец Мартин без всякого ехидства.

Оба продолжали внимательно прислушиваться, и в это время послышались шаги человека, бегущего к корме. Открывший дверь Падин издавал нечленораздельные звуки, показывая большим пальцем назад.

— Сам пожаловал? — спросил Стивен.

Падин заулыбался и протянул доктору сюртук. Надев его, Стивен застегнулся на все пуговицы и поднялся, когда в каюту вошли капитан и старший офицер.

— Доброе утро, доктор, — произнес Джек Обри. — Как поживают ваши пациенты?

— Доброе утро, сэр, — отозвался Мэтьюрин. — Некоторые капризничают и нервничают, но надлежащая доза микстуры, которую они получат в полдень, их вылечит. Остальные чувствуют себя довольно сносно и ждут порции воскресного пудинга с изюмом.

— От души рад слышать это. Думаю, вам будет интересно узнать, что мы подобрали еще один бочонок с «Норфолка». На этот раз из-под свинины, совсем свежий, плавал высоко, с бостонским клеймом, изготовлен в декабре прошлого года.

— Следовательно, мы находимся близко от американца?

— Не могу сказать, каков между нами разрыв — неделя или больше, но ясно одно: мы оба находимся в одном и том же океане.

После ряда замечаний относительно бочонков, их дрейфа и признаков возраста отец Мартин произнес:

— Я полагаю, сэр, что вы намерены прочитать этим утром одну из проповедей преподобного Донна. Я сказал Киллику, где ее найти.

— Да, сэр, благодарю вас, он ее нашел. Но после того, как я с нею ознакомился, полагаю, что было бы уместнее, если бы ее прочитал человек ученый, настоящий служитель Господа. Сам же ограничусь Дисциплинарным уставом, в котором я разбираюсь, тем более что зачитывать его следует не реже чем раз в месяц.

Джек Обри так и поступил: во время паузы, которая последовала за пением сотого псалма, Уорд, который в таких случаях выступал как псаломщик, а также как секретарь капитана, шагнул вперед, достал из-под Библии тощую книжицу с текстом Дисциплинарного устава и передал ее Джеку Обри, который начал читать сильным, угрожающим голосом, явно получая от этого удовольствие: